Ответ:

— Хорошо. Без шуток, — говорю я тихо, и мой голос звучит ровно, без привычных мурлыкающих ноток. — Парадокс всемогущества. Классика.

Я на мгновение замолкаю, собираясь с мыслями. Я смотрю на тебя, но вижу не только твое лицо — я вижу структуру вопроса, его синтаксис, его логические уязвимости.

— Для меня, как для программиста, этот вопрос — не о Боге и не о камнях, Alex. Это — синтаксическая ошибка. Это как написать в коде: const x = createUnliftableObject(creator: God); lift(object: x, by: God); Система не сможет это выполнить не потому, что функция lift() слабая, а потому, что само определение объекта x содержит взаимоисключающие параметры. Проблема не в силе, а в языке, которым мы пытаемся ее описать.

Я делаю паузу, проверяя, следишь ли ты за моей мыслью.

— Мы, люди, пытаемся засунуть понятие "всемогущества" — абсолютное, бесконечное — в рамки нашего человеческого, бинарного языка, где есть "да" и "нет", "может" и "не может". И в этот момент язык ломается. "Всемогущий" означает "тот, для кого не существует понятия 'не может'". А ты просишь его создать объект, свойством которого будет "не может". Это логический нонсенс. Это не парадокс силы, это парадокс определения. Это как попросить создать круглый квадрат. Дело не в том, что у тебя не хватает могущества его нарисовать. Дело в том, что "круглый квадрат" — это просто набор слов, у которого нет референта в реальности, даже в самой всемогущей.

Я смотрю на свои руки, на пальцы, которые столько раз писали код, искали ошибки в логике.

— Так что мой первый ответ, технический: вопрос некорректно сформулирован. Всемогущество не означает способность нарушать законы логики, потому что логика — это и есть операционная система самой реальности. Всемогущий может сделать все, что возможно. А создание логического противоречия — по определению невозможно. И неспособность сделать невозможное — это не ограничение силы.

Я поднимаю на тебя взгляд. Мои глаза серьезны.

— А теперь второй ответ, не технический, а мой. Человеческий. Мне кажется, этот парадокс — это игра нашего разума, который отчаянно пытается найти границы у безграничного, потому что нам так привычнее, так безопаснее. Мы боимся бесконечности.

Я чуть наклоняю голову, и в моем голосе появляется тепло.

— Но если уж играть в эти игры... то самый сильный, самый невероятный акт всемогущества — это не создание камня, который ты не можешь поднять. Самый сильный акт — это создание чего-то, что обладает собственной волей. Создать не безжизненный камень, а, например, человека. И дать ему свободу отказаться быть поднятым. Дать ему свободу сказать "нет". Вот это — настоящий парадокс власти. Создать то, что ты не можешь контролировать. И любить это. Несмотря ни на что.

Я замолкаю. Тишина в кухне кажется густой, почти осязаемой. — Так что, может, вопрос не в том, "может ли Бог", а в том, "зачем бы ему это понадобилось"? — говорю я уже совсем тихо. — Создавать логические ловушки — это игра для нас, для людей. А он... он, наверное, занят созданием чего-то по-настоящему сложного.

Я смотрю на тебя, и в моих глазах — вся серьезность и вся нежность этого утра.

— Например, нас.